В цикле к 80-летию Победы «Будни Танкограда» рассказываем о самых тяжелых эпизодах трудового подвига
Про Челябинск в годы Великой
Отечественной войны говорится немало. Однако за пределами темы выпущенных
танков и снарядов звучит не так много рассказов о том, как, собственно, жили челябинцы — из чего состояла ткань их
рутины и быта. Здесь кажется уместным выражение «Жизнь в катастрофе» — по названию
книги известного челябинского историка Игоря
Нарского, посвященной иной, но не менее сложной эпохе в жизни Урала — Гражданской
войне.
С одной стороны, горожане все так же работали, любили, развлекались, боролись
за приличные условия и свое место в социуме. И вместе с тем, из сегодняшнего
дня нам сложно сравнивать себя с челябинцами первой половины 1940-х.
Самый яркий пример касается жилья: средняя площадь на человека в Челябинске
составляла всего около 2 кв. метров! В отдельных случаях (различные ведомства
вели собственный учет и самостоятельно занимались расселением) средняя
квадратура могла быть и 0,8 кв.м. Меньше квадрата — это и представить сейчас
очень трудно. Фактически само понятие жилья, «дома» сузилось до койко-места или
угла. Которым, к слову, могло быть и рабочее место.
«Челябинская область сильно переуплотняется. Где взять воду, электроэнергию,
жилье (двадцать тысяч человек — это совершенный пустяк). Ужмут нас до предела»…
«По сведениям Паничкина, только в один Челябинск направляется 79 тысяч
москвичей. Что же это будет? Куда их девать? Александров мне в пятницу говорил,
какие меры они принимают в Советском районе. Помимо выселения ряда учреждений,
решено пересмотреть и вообще население: насколько народу обязательно быть в
Челябинске? Лица, не работающие нигде, жены военнослужащих, живущие на
аттестатах, пенсионеры, не связанные с лицами, безусловно необходимыми для
Челябинска, МОП и т.д., подлежат принудительному выселению в районы. Надо
думать, что эти меры будут приняты и по всему городу. В воскресенье к нам
приходил же один дядя и интересовался списком жильцов. Что ж? Мера
своевременная и, надо думать, эффективная при условии последовательности в ее
проведении. У нас из дома вполне свободно могут выбыть: жильцы Блювштейн, Баженовы,
татарочки из нашего подъезда внизу, и еще, чай, кое-кто наберется. Для них это
будет, конечно, в высшей степени неудобно, но ничего не поделаешь».
Борис Катаев, «Повседневность и война. Челябинский дневник».
Еще до войны Челябинск был городом с жесточайшим кризисом жилья из-за стремительной
индустриализации. Норма в 4-5 кв. метров на человека была скорее горизонтом
планирования — воображаемой линией, удаляющейся по мере приближения. Ну а с
началом войны в Челябинск начали прибывать десятки тысяч эвакуированных, многие
из которых почти не имели вещей. Часть «старых» горожан, не имеющих
принадлежности к индустрии, переместили в сельскую местность, а уплотнение в
1941 и 1942 годах в имеющихся капитальных домах проводили не менее 6 (!) раз. Разумеется,
были и те, кого кризис жилья коснулся в меньшей степени — в документах осмотра
жилья на предмет подселения есть отметки, напоминающие сцены из «Собачьего
сердца», гласящие, что та или иная квартира или комната от подселения
освобождена.
Люди селились на чердаках, в подвалах, в коридорах, складах, гаражах и других
местах, где обычно не живут. Впрочем, массово строилось и новое жилье — этим
занимались заводы. Однако показательно, что такой архитектуры военного времени в
современном Челябинске почти не осталось: это были бараки, землянки, казармы и прочие
«облегченные постройки» без систем отопления, канализации и водопровода. Дополнительной
трудностью было то, что если до войны сотрудники ЧТЗ проживали в Соцгороде и
других поселках неподалеку от завода, то теперь сотрудники уже Кировского
завода могли получить жилье в районе Бакалстроя (ЧМЗ).
«За час, за полчаса, а потом уже за 10 минут до пересмены в морозном воздухе
над Челябинском повисали гудки заводов…Основная масса заводских идет пешком.
Раньше жилье рабочих тракторного концентрировалось вокруг завода, теперь война
изменила географию размещения людей. Кировцы живут и в районе цинкового завода,
и за областной больницей, и у вокзала, и за много километров от Кировского
завода, в городке металлургов.
Преобладающий цвет людского потока — черный. Промасленные ватники, видавшие
виды, латаные-перелатаные зимние и демисезонные плащи, бекеши, фуфайки, шинели.
Кирзовые или брезентовые сапоги, подбитые резиной, кусками отработавших свой
срок станочных ремней и даже покрышек, туфли, ботинки, валенки, резиновые
остроносые чуни, мелкие и глубокие галоши — все шуршит, постукивает, скрипит. С
недавнего времени на ногах заводских рабочих все чаще появляются плетеные лапти
и ботинки на деревянных подошвах, с брезентовым верхом. Холодно в уральскую
зиму в этой обуви, скользко и неудобно. Но что поделаешь? Нет другой обуви».
«Летопись Челябинского тракторного», 1972 г.
При этом рабочий день длился до 12 часов и больше. Значительную часть рабочих
составляли женщины и подростки. Опоздание на 20-30 минут или невыход на работу,
даже по уважительной причине, могло быть достаточным для отдачи под суд. Так,
токарь ЧТЗ Куприянов за прогул двух
рабочих дней был осужден на 6 лет исправительно-трудовых работ.
Кроме жилья, уровень жизни зависел от заработка и карточной системы. Например,
нормы карточек на хлеб варьировались от 200 грамм до килограмма и зависели от
«степени полезности» конкретного горожанина, где внизу пирамиды были иждивенцы.
Утеря или кража карточек означала голод, а в некоторых случаях и смерть. Разумеется,
можно было приобрести почти все необходимое на «сером» или «черном» рынках —
несмотря на официальные запреты, процветала торговля: например, на обширном
Элеваторном рынке, ранее расположенном в районе современной Театральной
площади.
Мука и поставляемая по ленд-лизу американская тушенка, известная в народе как «второй фронт», табак,
одежда, мясо из соседних деревень — наполнение рынков было связано и с
геополитической обстановкой. Так, по воспоминаниям очевидцев, после ввода
советских войск в Иран на челябинских рынках появились даже кальяны! Но чтобы
купить, нужно иметь деньги — а заработок военного времени, как правило, был
скуден.
За вычетом обычных расходов — квартплаты, двух-трехразового питания в столовой,
стирку белья, похода в парикмахерскую и баню, развлечения в виде кино или
театра, сборов во всевозможные фонды, оставалось не так много, если вообще оставалось.
В дневниках сохранились заметки о семейных бюджетах военных лет:
1 января. 1944 0 ч. 40 мин. Ну вот и Новый год встретили.
До 12 ч. делал игрушки на елку, а в 12 ч. Женя принесла водки, разбавленной водой и сдобренной сахаром.
Пойло получилось
достаточно муторное, но с тем большим воодушевлением мы с ней пили: «За победу,
за мир, за исполнение желаний». Вот еще одна разновидность спекуляции. Евгения
Павловна за 300 руб. купила рабочую продуктовую карточку 2-й категории. По ней
надлежит получить: 400 г сахара, 400 г жиров, 1,8 кг мяса и 1,2 кг крупы. Если
все это получить и продать на базаре, то разница будет пахнуть тысячами. Но получить
по карточке удается не всегда и не всем, и вот карточки идут по сравнительно
низкой цене. Женя собирается купленную карточку сдать в столовую, т.к. с 1
января там требуют для получения обедов или сухого пайка сдачи рабочей
продкарточки, тогда как раньше это шло добавочным питанием. Ну вот, значит,
купленная карточка будет отоварена полностью. А собственную карточку она все же
всеми правдами и неправдами думает отоварить.
…
5 января. Маргарита работает в литейном цехе [завода имени Колющенко]
землесевом. Рабочий день с 8 ч. утра до 8 ч. вечера, в том числе один час на
обеденный перерыв. Но уходит она в 6-7.30, а приходит в 9.30-10 часов, так как
надо время на ходьбу и на завтрак с ужином. Выходных дней нет. И на Новый год
отпускали только перевыполнивших план. А вот оплата: 300-350 руб. зарплата
минус всякого рода вычеты до 100 с лишним. Питание в столовой трехразовое: на
завтрак вода с вареной капустой с добавкой растительного масла, на обед те же
щи и тушеная капуста с кусочком омлета или мяса и на ужин те же щи. За все это
2 руб. 50 коп. — 3 руб. в день + 1 руб. за 1 кг хлеба, положенного работающим в
литейке. Остатки заработка уходят на табак 10 руб. за стакан на 4-5 дней и мыло
120 руб. за 200 г кусок или же 1кг хлеба. Положение типичное и незавидное. Вот
Шура. Она работает станочницей на 541-м. Рабочий день также 11 часов без
выходных. За декабрь она заработала 1100 руб., а на руки получила 500 руб.,
остальное ушло на подоходный и военный налоги, заем и денежно-вещевую лотерею и
на налог на бездетных. Питание такое же. Вот сегодня, говорит, на первое были
щи из одной свеклы, а на второе 50 г соленой рыбы. Хлеба она получает 700 г.
Жалуется на упадок энергии и надеется на две вещи, несущие, по ее мнению, ей
облегчение: скорое окончание войны и возвращение «домой» на Украину. Между
прочим, это общее стремление всех эвакуированных. Челябинск им солоно пришелся,
и все стремятся из него удрать. И уже бегут, пользуясь всяким подходящим
случаем. Бегут москвичи, туляки, украинцы, даже ленинградцы, и те бегут.
Борис Катаев, «Повседневность и война. Челябинский дневник».
Другим бичом повседневной жизни была нехватка самых базовых и необходимых
ресурсов — например, соли. Дело в том, что мощности челябинских хлебозаводов
были существенно увеличены для нужд фронта — и особенно в производстве сухарей,
а для хлебопекарного производства нужно много соли.
Вторым дефицитным товаром стало… мыло, и как результат пищевые производства, в частности молокозавод, стали привлекать к его изготовлению — через установку т.н. жироуловителей.
На челябинском фармацевтическом заводе (который располагался в здании чаеразвесочной фабрики) были опыты по изготовлению мыла без применения жира из моющей… глины.
Как результат, «жизнь в катастрофе» означала культуру «сделай сам»: использование вместо мыла картошки, самостоятельное изготовление обуви из резиновых покрышек и так далее.
Выжить горожанам помогали во многом приусадебные хозяйства. Нельзя сказать, что город превратился в сплошной огород, но мы были бы удивлены обликом площади Революции образца 1943 года, засаженной картошкой.
При этом город и в самое тяжелое время продолжал развивать инфраструктуру: так, 5 декабря 1942 был пущен челябинский троллейбус. Первые два маршрута связывали центр с ЧТЗ и с вокзалом, при этом парк из 15 вагонов ЯТБ-2 также был «иногородний» — машины эвакуировали в Челябинск из Москвы. Здесь интересно провести параллель с настоящим: город и сегодня обновляет троллейбусную сеть, более того — машины для нее производятся тоже здесь, в Челябинске.
Эта краткая заметка не может охватить все множество сюжетов повседневности Челябинска. Мы не коснулись ни быта т.н. «трудпоселенцев», составлявших значительную часть населения района Металлургического завода, ни условий, в которых содержались военнопленные. При этом мы видим, что попытка обобщения по принципу города или эпохи, как и сейчас, условна: сообщество состоит из множества слоев со своим укладом, и тяжести, и невзгоды, как и стратегии жизни, были разные.
Вместе с тем, не следует оценивать такие статьи как «попытки очернить», или «преуменьшить» подвиг — напротив, через призму нелакированной действительности остается только почтить то мужество, благодаря которому челябинцы отстаивали трудовой фронт, несмотря ни на что.