Кажется, что культура и военное время — сочетание несочетаемого. Что это вообще — «культурная сфера»? Насколько уместны развлечения в «суровую годину»? Нужно ли в момент высшего напряжения сил урезать содержание, скажем, театров? Или, напротив, живопись, музыка или кино — именно то, что первостепенно важно в пору тревоги? Эти вопросы задаются сейчас, актуальны они были и во время Великой Отечественной войны.
Фактически же, осматривая афиши, частоту и уровень выступающих, можно с удивлением отметить, что культурная жизнь в Челябинске и области в 1940-е стала более активной, чем в довоенное время!
«Народу не протолкнуться, билетов нет…»
Всплеску развития культуры в Танкограде есть несколько причин. Во-первых, власти поощряли гастроли в «городах-заводах» для поднятия духа: так, уже летом 41-го комитет по делам искусств при совете народных комиссаров направил на Урал бригаду московских артистов. Вторым фактором была не раз упомянутая ситуация того, что Челябинск на время стал «небольшой Москвой»: в город эвакуировали не только наркоматы и заводы, но и столичные учреждения культуры.
Например, в помещении драматического театра (сейчас — Молодежный театр, ул. Кирова, 116) разместился московский академический Малый театр. Куда же девали «старых жителей» здания, челябинскую труппу? Она уже, в свою очередь, отправилась в эвакуацию — в Шадринск. Это самый известный пример, также какое-то время в городе размещался московский театр сатиры и другие.
Именитым артистам старались обеспечить лучшие условия, насколько это возможно: часть состава Малого театра разместили в лучших номерах гостиницы «Южный Урал», где в целом в годы войны размещали руководящий состав, ученых, журналистов и других «VIP-персон» Танкограда.
«…ее мать была горничной в гостинице «Южный Урал». Обслуживала в основном эвакуированных: ученых, артистов, корреспондентов — народ интеллигентный, хорошо одетый, но в бытовом отношении, в области физического труда довольно беспомощный. Мать Нины и завидовала им, и ненавидела их: по ее мнению, цены на все поднялись из-за них, из-за того, что они понаехали с большими деньгами и хватали все, не торгуясь. Она презирала их за белые руки» (из книги Н. Л. Багрецовой «Челябинск, сороковые…»).
И вместе с тем сфере культуры пришлось непросто: это касалось не только условий труда и средств для сохранения коллекций, но и сокращения количества помещений. В первую очередь это касалось неоконченных массивных общественных зданий: едва построенный театр оперы и балета занял московский завод «Калибр», ДК Станкостроительного завода на КБС использовался как жилье для «трудармейцев», а корпус областной библиотеки вовсе простаивал — здание с полуколоннами на улице Коммуны строилось еще до войны как часть библиотечного комплекса, который должен был занимать небольшой квартал. После войны там разместился часовой завод «Молния».
Клуб ЧГРЭС, центр социальной и культурной жизни рабочего поселка, был занят военной частью, закрылся для размещения текстильного производства кинотеатр «Пролетарий» и так далее. Тяжелее всего пришлось музеям и библиотекам — немалая их часть, особенно сельских, закрылась. Только за август 1941-го в Челябинской области закрылось 236 библиотек! Население города резко увеличилось, мест стало меньше, поэтому немудрено, что попасть на то или иное культурное мероприятие было непросто, а иногда и дорого:
«14 февраля. Вечером с Женей пошли на концерт Ленинградского академического ордена Ленина театра оперы и балета им. Кирова. За билет 10 ряда пришлось платить по 40 руб., хотя Женя говорит, что в Большом театре 8-й ряд стоит 30 руб. Она высказала предположение, что это из-за малой вместительности театра. И в самом деле, несмотря на такие бешеные цены, театр оказался набитым битком… По пути зашли в кино «25 лет Октября». Народу не протолкнуться, билетов нет. И понятно: 500-тысячному городу тесно в трех кинотеатрах, и хотя цены на первые места повышены до 6 рублей, что это составляет по нынешним ценам?» (из книги Б. Катаева «Повседневность и война»).
Куда ходили горожане на «культпросвет»? Театр Драмы, бывший «народный дом» на Площади Революции мы упомянули. Еще это были клуб (сейчас — ДК) ЧТЗ, театр оперетты (до войны — кинотеатр «Сталь», после — ДК ЧЭМК), кинотеатр «25 лет Октября», площадки под открытым небом: горсад им. Пушкина, Парк культуры и отдыха (сейчас — им. Гагарина), сад им. Челюскинцев на ЧГРЭС и некоторые другие.
Джаз как техно
Особняком стоит цирк — неизменно популярное, «семейное» учреждение, чья программа мало менялась с дореволюционного времени:
«28 декабря. В воскресенье ходили с Женей в цирк — первое мое посещение зрелищного предприятия в Челябинске… В цирке не лучше: билеты не продают, хотя у кассы народ толпится, на всякий случай. Случайно жене удалось у какого-то дяденьки перекупить билеты, до ещё по цене цирка: 10-ряд — 10 руб. Программа не из блестящих. Ничего особенно интересного не показал даже Дуров (внук). Скотов у него много, они сравнительно послушны, и все. Несколько интереснее других номер «собака-математик»: немецкая овчарка превосходно научилась по незаметному намеку тащить нужную цифру» (из книги Б. Катаева «Повседневность и война»).
Тогда цирк в Челябинске находился на площади Павших Революционеров. Он был построен по типовому проекту в 1930-е из дерева, к 1960-м обветшал и был снесен необычным образом — управляемым пожаром. Напомним, современный челябинский цирк, закрытый на реконструкцию, уже как минимум третий, а самый первый еще в начале ХХ века стоял на современной площади Революции.
Как выглядела афиша военного времени? Можно провести параллель с настоящим: это очень разномастная смесь элитарной культуры — например, классической музыки, и более «низких» жанров — например, выступлений коллективов лилипутов, иллюзионистов и фокусников. Борьба медведя с человеком, акробаты, клоуны, «негры-жокеи-наездники», «китайская цирковая труппа Ван-Ю-Ли» — в общем, знакомо. К слову, в 1944-м году в городе выступление — «психологические опыты» давал Вольф Мессинг, чье имя уже тогда было окутано мифами.
Однако было много и того, что сейчас встречается редко. Так, в военное время все такой же любовью, как и десятилетием раньше, пользовался джаз. В 30-е джазовый коллектив играл в каждом уважающем себя ресторане, как техно-сеты в барах сейчас, особенной популярностью пользовался в Соцгороде ЧТЗ. Приехавший с фронта на отчетные концерты в Челябинск в 1944 году «джазовый оркестр Уральского добровольческого танкового корпуса» — для нас сегодня это звучит несколько странно, но для современников такое было в порядке вещей.
Другой особенностью были необычные жанры вроде «артистов-чтецов», наиболее близких, пожалуй, к современному стендапу:
«…вспоминается в той же столовой и тоже после ужина выступление приглашенного Сарой Исаевной артиста-чтеца. Он очень быстро сориентировался, какая перед ним публика, начал с патриотической лирики, затем перешел на басни, смешные народные сказки, прочел что-то из Чехова, досталось, конечно, и Гитлеру, и немцам. Ремесленники от души хохотали и расходились, повторяя запомнившиеся шутки и остроты» (из книги Н. Л. Багрецовой «Челябинск, сороковые…»).
Другой частью «культурного производства» были коллективы самодеятельности, сами названия которых нередко звучат экзотично: «народный хор старушек железнодорожного клуба имени Луначарского», «казахско-узбекский ансамбль Магнитостроя», «хор домохозяек Железнодорожного района г. Челябинска» и так далее. Любительские постановки тоже были оригинальными:
«…под конец магнитогорцы поразили всех запорожской пляской. Это была целая танцевальная сцена, отлично и с большим юмором поставленная. Немногие в зале поняли, что немое начало танца изображало картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». И весь озорной и зажигательный танец был подчинен связанному с этим письмом сюжету. Танцоры метались по сцене в огневых рубахах, высоко подпрыгивая, выделывали всякие замысловатые коленца. Большую бочку, на которой писали письмо, то поднимали на руках, то скакали через нее» (из книги Н. Л. Багрецовой «Челябинск, сороковые…»).
Какая форма досуга была самой популярной? Пожалуй, это было кино — из-за «демократичности» жанра, частоты показов и доступности. Причем показывали не только советские картины, но и зарубежные — например, американские:
«В кино мы ходили сами, это было самое доступное тогда удовольствие. Кино и мороженое. Да, да, в ту зиму появилось в Челябинске мороженое. На экраны вышла американская картина «Три мушкетера», и в первое время билеты было достать невозможно. Не успели мы выйти из кино, как над вечерним городом понеслось: «Бар-бар-бар-бара!». Это наши салажата-ремесленники опробовали песню д`Артаньяна» (из книги Н. Л. Багрецовой «Челябинск, сороковые…»).
«19 января. Мы решили идти в кино «25 лет Октября», устроенного вместо занятого под текстильную фабрику кинотеатра «Пролетарий» в бывшем ресторане «Южный Урал». Смотрели мещанскую драму из жизни Западной Украины «Мечта» — картину достаточно нужную, очевидно, в силу неудовлетворительного содержания» (из книги Б. Катаева «Повседневность и война»).
Несмотря на куда большую популярность «зрелищных» жанров (как, впрочем, и сейчас), и непростую ситуацию с материалами, продолжалось книгопечатание — и небольшие челябинские книжки военного времени, внешне уступающие изданиям 30-х и начала 50-х, очень ценны. В частности, в 1944 в Челябинске вышел первый сборник Людмилы Татьяничевой под названием «Верность».
Книжные вкусы горожан во все времена отдельная, очень интересная тема, но здесь информация обрывочна:
«Она тоже любила читать и рассказывать, но если у Люды были «голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия», то Зоя пересказывала Дюма, про любовные интриги королев или что-нибудь жизненное: про молодоженов или про отца и его любовниц. Слушатели переметнулись к Зое, а Нина с неприязнью встретила это появление новой звезды, грозившей ее стремлению первенствовать» (из книги Н. Л. Багрецовой «Челябинск, сороковые…»).
«Сижу без работы, но занимаюсь творчеством…»
Напоследок коснемся жизни и повседневности самих работников культуры. И здесь все то же, есть значительное разделение и то, что война на всех отразилась по-разному. Выше мы упомянули привилегированное положение именитых эвакуированных работников московских театров, однако также мы знаем дневник челябинского живописца Вандышева, полный заметок отчаяния и нужды:
«1945 г. 5 января. 6 декабря померла маменька. В товариществе застой. Заказов нет и продажи картин нет. Сижу без работы, но занимаюсь слегка творчеством. Братва заключает договора какие-то, но до меня они не доходят.
1 сентября. Картину «Старая Челяба» заканчиваю, работой недоволен. Нет искусства, но все же это первая моя работа с поддержкой организации. Думаю, что ее не примут на Всесоюзную выставку.
15 сентября. Ну вот, «Челябу» сдал, но надо кое-что просмотреть. Я остался в основном ею недоволен. Хотят отправить в Москву на Всесоюзную, но разве ее там повесят. Ну хоть прокатится туда-сюда мой уродыш. Ведь писал, думал — ничего, шла в работе, но когда понес — разочаровался. А после комиссии еще про меня с другими по радио сказанули, да и сфотографировали. В общем, знай, работай, и труд, как уж он получился, но если делал искренне от любви сердца, то его по достоинству оценят.
18 ноября. Работа «Старая Челяба» вместе с другими работами наших художников (в числе десятка) на Всесоюзную не приняты, но для нас честь выпала, что наши работы хоть оставили в Москве на периферийную выставку, тогда как у свердловцев и для этой выставки не отобрано ни одной. В общем, надо работать над карт(иной) «Сенной базар» (Дневник И. Л. Вандышева // Челябинск неизвестный: Краеведческий сборник. Вып. З. Челябинск, 2002 г.)
Случались и более трагические случаи: так, в 1941 году арестовали, пожалуй, самого именитого челябинского живописца того времени — Николая Русакова. Скорее всего, поводом стал донос одного из учеников — и, несмотря на просьбу художника о помиловании (рукопись и сейчас хранится в ОГАЧО), Русакова расстреляли 31 декабря 1941 года. На школе искусств, где некогда преподавал живописец, сейчас установлена мемориальная доска (Борьбы, 28), а его именем названа улица на Северо-западе.
В другом случае заведующий специальным фондом Челябинской публичной библиотеки был задержан на краже книг, иллюстраций, карт и нот (по всей видимости, не для продажи). Сотрудник получил 10 лет лишения свободы, директор библиотеки, обвиненный в халатности — три года лагерей.
Культура в годы войны — сложное, многогранное явление, изучение которого позволяет дать ответы не только на вопрос, как развлекались люди, но и прояснить более базовые, глубинные аспекты: про потребности, роль культуры в жизни. Видимо, ожесточение и огрубление нравов, с которыми обычно связывают времена тягот — слишком простой ответ на то, как проявляется человечность в широком смысле.