Почти все люди сталкивались с травмирующими событиями в своей жизни. Но далеко не всегда их последствия удается преодолеть. В таком случае может развиться посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Впервые оно было описано во время исследований ветеранов вьетнамской войны, но столкнуться с ним может любой человек. Причем иногда на выявление причины могут уйти годы.

Как травма влияет на мозг и почему одни люди более уязвимы, а другие стрессоустойчивы? Как генетика связана со способностью мозга восстанавливаться? Поговорили об этом с доктором медицинских наук, деканом факультета фундаментальной медицины ЧелГУ Ольгой Цейликман в программе «Такая наука» на радио «Комсомольская правда» — Челябинск» (95,3 FM).

Программа «Такая наука» посвящена научным достижениям южноуральских ученых. Ведущая — доктор филологических наук, доцент Анна Таскаева.

— Что такое психологическая травма и всегда ли развивается посттравматическое расстройство при психологической травме?

— Психологическая травма — это состояние, когда вы переживаете негативные эмоции даже тогда, когда, собственно, событие давно не новое. Травмирующие событие могло произойти и пять, и 15 лет назад, но человек не может об этом думать спокойно… как только он об этом вспоминает или что-то напоминает об этом — его выбивает из колеи. Он начинает болеть, теряет сон, ему плохо, он не работоспособен.

ПТСР — это больше, чем тревога и больше, чем депрессия. Во-первых, оно развивается не сразу — вот в чем его коварство. Проходит время, и наступают так называемые флэшбэки — невыносимо тягостные воспоминания. Вообще посттравматическое стрессовое расстройство было впервые описано у ветеранов вьетнамской войны. Военный психиатр Роджер Питман посмотрел на эту ситуацию под другим углом. Он впервые высказал мысль: эти бывшие вояки — не просто алкоголики, они вытесняют тяжеленные воспоминания. Это поведение избегания. Поэтому посттравматическое стрессовое расстройство — это и тревога, и депрессия, и еще много-много всего. Это тяжелая хроническая болезнь.

— То есть это действительно серьезное заболевание, и оно может проявляться и на физическом уровне?

-ПТСР ставится так же, как и любой другой диагноз. Как правило, в большинстве случаев оно становится триггером, пусковым механизмом для практически любых неинфекционных заболеваний: сердечно-сосудистых, онкологических и нейродегенеративных. Врач может не в первый год лечения узнать об этом. Это настолько больно, что не хочется вспоминать, и тем более говорить, но оно есть.

— Обычно обсуждают эту проблему с точки зрения психологии. А мы сегодня с вами с точки зрения медицины подступились к этому вопросу.

— Да, это наша задача — выявить те молекулярные механизмы, структурные изменения, которые и являются материальной основой всех проявлений этого заболевания.

— Вы с коллегами уже несколько лет вводите крыс в состояние постоянного стресса и наблюдаете, меняется ли концентрация гормонов и поведение у них. Честно говоря, фраза «крысы в стрессе» для меня удивительна. Как вы это делали и что же показали результаты этого эксперимента?

— Когда я серьезно увлеклась зоопсихологией, моим удивлением было то, как мало мы на самом деле отличаемся в своих базовых реакциях от животных: мы также боимся, охраняем свое потомство, хотим выжить и приспособиться к изменяющимся условиям существования, боремся с тем, что опасно для нас.

Итак, как мы вызываем расстройства у крыс? Безусловно, это должны быть сильнейшие переживания, угроза жизни. Что для грызунов является угрозой жизни? Запах хищника — значит, рядом смерть.

— Каким образом у крыс в лаборатории появлялся запах хищника?

— Это наша экспериментальная модель, которую мы запатентовали. В клетку с животными мы вносили емкость, в которой находились опилки, смоченные в лисьей моче. Одоранты хищника — назовем это элегантно. Причем это были лабораторные крысы, которые могли не знать такого запаха. Тем не менее, для них это был триггер, сигнал. Как все животные, в том числе и человек, они реагировали на стресс по-разному, что мы и видели. Одни забивались в угол в оторопи, другие (их всегда меньше) героически бросались, расправляясь с тем, что мы им тут на час внесли.

Так продолжалось на протяжении десяти дней: на один час крысам заносилась емкость, а потом они продолжали жить своей обычной жизнью. Для нас было принципиально подтвердить, что это не острая реакция на стресс, а именно отсроченная. Десять дней для крыс — это как годы жизни для нас. Поэтому мы уверенно можем полагать, что это отсроченная реакция.

Через две недели мы вернулись к этим животным, начали их тестировать и увидели, что крысы разделились на две группы. У одних поведение ничем не отличалось — то есть они преодолели этот стресс. Другие потеряли в весе, сидели в уединении и демонстрировали угнетенное состояние.

— Действительно, как у людей! И какие выводы вы сделали?

— Неслучайно сейчас очень много говорят о таких веществах, как нейротрофины. Их вырабатывает мозг, и это основа всех видов нейропластичности, а именно умения перестраивать работу мозга в зависимости от внешних и внутренних стимулов — по сути, адаптироваться к вызовам и сохранять баланс.

— Получается, что у тех крыс, которые были стрессоустойчивы, больше уровень нейропластичности, правильно?

— Да, это было гениальное предположение Вадима Эдуардовича Цейликмана, который сказал: «Давайте мы будем исследовать не только тех, кого потрясла эта ситуация, а посмотрим и тех, кто устоял, что у них там такого, что позволило им остаться в балансе и в ресурсе».

Мы провели молекулярные исследования и выявили, что само содержание нейротрофинов принципиально различалось: в группе устойчивых их было гораздо больше, чем у поверженных. Особой гордостью является тот факт, что мы не просто выявили бо́льшую концентрацию нейротрофинов, но еще обнаружили, что они появились в результате экспрессии генов.

Очевидно, что при губительной, длинной и серьезной стрессовой ситуации происходит ряд событий, которые приводят к снижению нейропластичности. И те животные, которые демонстрируют это и потом показывают нам, что они раздавлены, они в стрессе — у них ПТСР.

— Если переводить на людей, можете описать человека, который обладает высоким уровнем нейропластичности?

— Любой из нас приведет из своей жизни пример, когда, казалось бы, незначительная ситуация выбивает из колеи кого-то, и он дальше не может собраться, у него все валится из рук. Других людей бьет судьба, а они как птицы феникс. Но самые сильные люди — те, кто после 25 лет сталинских лагерей выходили, писали стихи, сочиняли музыку, снимали фильмы и радовались жизни.

— А нейропластичность зависит от того, как работают наши генные сети?

— Жизнестойкость — результат правильно сработанного ответа генетических сетей. Наша стрессоустойчивость отчасти передается генетически. Но это многофакторная вещь. Генетика — это то, что нам дано, а нейропластичность — то, на что можно влиять. Из последних интересных данных о факторах, реально воздействующих на мозг, — открытие миокинов. Это вещества, которые вырабатываются мышцами при их сокращениях. По сути, это гормоны мышечной ткани, попадающие в кровь при выраженной мышечной работе.

— Физические нагрузки — это способ борьбы со стрессом?

— Безусловно. На сегодняшний день это один из самых эффективных и самое главное — доступных способов. Миокины, которые синтезируются при глобальных мышечных сокращениях, действуют на мозг. Они не просто так улучшают настроение, они действительно влияют на работу нейронов, и это сейчас доказано. Лучшее, что можно сделать при стрессе — увеличить физическую активность.